Войдя в неё, я медленно двигался, наблюдая за её лицом, и наслаждался жаром тела, а Ванда двигалась мне навстречу, постанывая, и я уже чувствовал, как меня с каждой секундой охватывает всё большее блаженство. "И так будет всегда, даже когда она станет одной из нас" — уверенно подумал я, застонав и начал двигаться быстрее, желая получить удовольствие в полной мере…
— Девочка моя нежная, ты чудо, — прошептал я, когда отдышался, и снова прижав её к себе, перевернулся на спину.
Положив руку ей на ягодицы и не выходя из неё, я с нежностью произнёс:
— Люблю тебя.
Ванда замерла, а потом дёрнулась, и я тут же прижал её сильнее к себе, желая наслаждаться её теплом, когда услышу такие важные для меня слова. Её сердце быстро забилось, и она несмело посмотрела мне в глаза, а потом улыбнулась и спросила:
— Правда?
— Правда, моя хорошая, — заверил я.
— И я тебя люблю Дамис! — с радостью ответила она. — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю!
— Спасибо, — ответил я. — Только, пожалуйста, не шевелись. Ты не представляешь, что я чувствую, когда в тебе и как мне это нравиться.
— Представляю, — с мягкой улыбкой ответила она.
— Нет, поверь мне, не представляешь, — уверенно ответил я и, положив ей вторую руку на плечи, прижал к себе, поцеловав в макушку. — Скоро ты поймёшь, что я имею в виду. Но сначала я хочу поговорить с тобой о другом.
— О чём? — тихо спросила она и напряглась.
— Ванда, ты уже знаешь, что я живу в другой стране…
— Знаю, — со вздохом ответила она.
— И соответственно не могу постоянно находиться в России, поэтому хочу увезти тебя с собой…
— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой в Америку? — она ослепительно улыбнулась, посмотрев на меня, но потом внезапно нахмурилась и опустила взгляд.
— Да, хочу увезти и хочу, чтобы стала моей женой, — спокойно ответил я, хотя мне не понравилось, что она опустила голову.
— Женой?… Дамис мы ведь знакомы всего ничего, и рано ещё об этом говорить…
— Ты меня не настолько любишь, чтобы выходить замуж? — почувствовав, как внутри всё неприятно сжалось, я внимательно посмотрел на неё. — Если хочешь, мы можем подождать года два-три, но поверь ничего не измениться.
— Дело не в этом, — прошептала она и предприняла попытку соскользнуть на кровать, но я только сильнее прижал её к себе. — Дамис, отпусти, — с непонятным отчаянием попросила она, и я разжал руки, чувствуя тревогу.
— А в чём дело? — спросил я, когда она отвернулась ко мне спиной и как-то вся сжалась.
— Ты не всё про меня знаешь… А ведь и твоя семья богата, наверное…
— Да, богата и что?
— Ведь они в любом случаи захотят узнать, что за оборванку привёл их сын в дом…
— Ванда, я не переношу, когда ты называешь себя оборванкой. Прекрати немедленно, — твёрдо произнёс я и, придвинувшись, обнял её.
— Да, я не оборванка, я намного хуже, — тут же согласилась она. — Я ещё и дочь алкоголички. Представляю, как твои родители обрадуются этому, а когда они ещё узнают и о том, что мой папа умер в сумасшедшем доме, они будут окончательно очарованы мной и моментально раскроют свои объятия, с радостью приняв в вашу семью, — с иронией закончила она.
— Ванда, мои родители буду смотреть какая ты, а не на то, кем были твои родители, поверь, — с улыбкой ответил я. — И главным для них будет то, что я тебя люблю.
— Не скажи, — упрямо ответила она. — Тебя заклюют, говоря о наследственности и пугая тем, что я рожу тебе каких-нибудь моральных уродов, которые или пить начнут, или видеть в каждом человека вампира…
— Кого видеть? — не поверив своим ушам, спросил я и, повернув Ванду к себе, посмотрел ей в глаза.
— Вампира, — она уныло посмотрела на меня.
Сердце заныло, и меня охватили тревожные предчувствия.
— Вампира? А поподробнее можно? — как можно спокойнее попросил я, но внутри уже всё сжалось. — Ведь про отца ты вообще ничего не рассказывала.
— Рассказывать особо нечего, — она тяжело вздохнула и отвела взгляд в сторону. — Когда он пропал почти на два месяца, мне было четыре года, поэтому я плохо помню то время. А когда появился, то начал нести всякую чушь, что его выкрали вампиры и он всё это время был у них. Он постоянно куда-то писал, обращался в милицию и, в конце концов, его признали сумасшедшим и определили в психиатрическую лечебницу. А там он протянул всего четыре года и умер, когда мне было восемь, а после его смерти мама и запила.
"Ей сейчас восемнадцать, а тогда было четыре, значит, отец пропал четырнадцать лет назад. Игры проходят раз в двенадцать лет, и последние были два года назад. Получается, он участвовал в предыдущих Играх?" — от этой мысли мне стало нехорошо. "Отец умер в психушке, а её мать запила после этого, и выходит — все беды и несчастья Ванды идут от нас!?" — я оцепенел, не зная, что делать.
"Если я скажу ей, что вампиры существуют и я один из них, получиться, что её отца зря засадили в психушку, где он потом умер. И её мать тогда бы не запила. Мы, своими Играми сломали три жизни тогда — её, её отца, и её матери! Да она меня просто возненавидит после этого! И что теперь делать? " — я растерянно смотрел на Ванду, не зная, что предпринять.
"И отпустить её уже не могу, и как сказать, кто я, не знаю. Даже если я просто буду с ней жить, через пять — десять лет она обязательно заметит, что я не старею, если я раньше не проколюсь на чём-то другом. Когда-то ей всё равно придётся рассказать, что я вампир" — прижав её к себе, я судорожно втянул воздух, потому что мне показалось, что я её уже теряю.
"И кто просил её отца трепаться про нас?! Если отпустили — жил бы и радовался, нет же, надо всем рассказывать!" — меня начала охватывать злость на него. "Майя ведь вернулась к спокойной жизни сразу после Игр. Ей и в голову не приходило кричать на каждом перекрёстке, что она участвовала в Играх вампиров. Кто заставлял отца Ванды болтать об этом? Он сам виноват… Стоп. А это уже зацепка. Игры были придуманы задолго до моего рождения, и даже до рождения Аскольда и не нам менять эти правила. Плюс — её отца отпустили и в произошедшем далее, только его вина. Можно потом сыграть на этом" — я задумался над стратегией поведения.
"Так, в любом случаи о том, что я вампир пока надо молчать, чтобы дать ей привыкнуть ко мне. Чем дольше она будет со мной, тем меньше шансов, что она захочет покинуть меня, а вот потом, когда она окончательно привяжется ко мне, я начну её готовить к правде. Параллельно с этим я познакомлю её с родителями, предварительно объяснив, в чём загвоздка, и она уже не будет бояться их. Вот только… Сейчас её не повезёшь к ним уже по двум причинам — чтобы не нервировать беременную маму, и чтобы потом правда не выплыла наружу, когда сестричка начнёт быстро расти. Необходимо хотя бы дождаться пока мама родит, а про существование сестры будем пока молчать… Столько всего надо теперь учитывать! Или…" — в голову пришла одна мысль, и я с интересом посмотрел на Ванду. "А может её просто взять и обратить? И потом уже решать возникшие вопросы? Ведь Гера обращал Майю без её согласия и всё сейчас нормально".
Звонок телефона вывел меня из задумчивости и, увидев, что звонит Гера, я тут же ответил на вызов:
— Да?!
— Дамис, у меня в Москве образовались кое-какие проблемы, и мы вылетаем туда не вечером, а через четыре часа. Вы с нами или останетесь здесь?
— С вами, потому что у меня та же ситуация, что и у тебя, — быстро ответил я. — Через два часа мы будем уже в бухте.
— Хорошо, ждём, — ответил он и отключился.
— Так, перестань думать всякую ерунду и помни главное — я тебя люблю, и всё у нас будет хорошо! Вот увидишь!
— Надеюсь, — она бросила на меня робкий взгляд. — Мы возвращаемся в Москву?
— Да, так что собирайся потихоньку, — поцеловав её, я встал с кровати и, одевшись, пошёл в рубку.
Через два часа мы уже были в бухте и, спустив лодку, поплыли на берег. Там нас уже встречала Майя и настороженно посмотрела на меня. Понимая причину её поведения, я бросил взгляд на Ванду, давая понять, что при ней говорить не могу, и понимающе кивнув, она забрала сумку с вещами, а я поднял Ванду и понёс в дом.